МОГУЧИЙ ТАЛАНТ, КИПУЧАЯ ЭНЕРГИЯ ПЛЮС КУЛЬТУРИЗАЦИЯ МАЛОЙ РОДИНЫ
Фото: www.vesty.spb.ru
130 ЛЕТ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ ХУДОЖНИКА ИЛЬИ МАШКОВА Его кумирами были классики западноевропейской живописи – Микеланджело, Тициан, Рембрандт, Рубенс, Тернер, Веласкес… Его учителями стали Апоkлинарий Васнецов, Валентин Серов, Константин Коровин; его соучениками следует назвать А.В. Куприна, М.Ф. Ларионова, М.С. Сарьяна, Н.П. Ульянова, К.С. Петрова¬Водкина. То было время – конец XIX – начало ХХ века, то было место – Московское училище живописи, ваяния и зодчества. И были успехи: две премии имени И.И. Левитана, премия им. С.М. Третьякова, две малые серебряные медали. В то же время его угнетало искусство «Голубой розы», влияние мистикосимволического течения. Он вспоминал: «В это время все, что я знал и умел в области живописи, меня крайне не удовлетворяло. Многое мне в то время казалось никуда не годным, никому не нужным. Я не знал, что мне делать, как мне делать. <…> Мой учитель А.М. Васнецов ответил на мои муки и переживания, продолжавшиеся три года подряд, заявлением: «Вам следует писать и не следует мучиться, так как Вы для этого молоды».
Илья Машков был тогда не только молод, но и провинциален. Он совсем недавно покинул свою донскую станицу Михайловскую (о ней мы еще расскажем), и, приехав в Москву и оказавшись на студенческой демонстрации, он бросился, раскинув руки, к «землякам» на конях и с нагайками; за что и получил по широкой спине этой самой нагайкой. Не боль, а глубокая обида на земляков казачьего полка побудила его на много лет забыть о малой родине. «С 1900 г. до 1930 г. я не приезжал в родное селенье, – поделился много позже Машков в частном письме. – Очень мне противно после ударов ногайкой…»
…А теперь представим себе творчество Машкова как таковое… Сразу и не представить: то это фрукты «аля Сезанн», то «натурщица» аля Кончаловский… Но вот – «Тыква» (1914, ГТГ). Это уже – Машков собственной персоной, без всяких «аля…». Тыква – «с выставки», премиальная тыковка! Такую не есть, такую почитать надо. И чем дальше во времени, тем убедительней предстают перед зрителем хлеба и баранки, арбузы и «Снедь московская». Даже «Натурщицы» Машкова внушают почтение, ибо затмевают по мощи кустодиевских женщин. При этом рисунок превосходен, ибо Машков, по словам искусствоведа А.А. Сидорова, «просто и убедительно рисовал тогда под руководством Серова». А вот живопись… сам художник вспоминал:
«Я замечал, что у меня на холсте получается нечто, напоминающее Сезанна, Ван¬Гога. <…> Характер моего письма вызывал бурное негодование у всей профессуры. Весной 1909 года на одном из моих этюдов было крупно написано: «Выбыл».
Вспоминает С.Д. Милорадович: «Машков развернул свою модернистическую способность в изображении женской натуры, писал ее цельными зелеными, красными и желтыми цветами. «Чего же это он делает?» – спрашивали у Серова преподаватели на экзамене в недоумении при взгляде на ученика Машкова. Серов пожимал плечами. Говорил: «Доведу до реальной правды». В конце концов довел Серова до того, что последний бежал из школы».
Сказано красиво, но едва ли справедливо. Серов ушел, когда попытался заступиться за скульптора Голубкину, которой было отказано в продолжении учебы в училище. Что касается отношения Серова к Машкову, то оно было и оставалось позитивным. В 1910 году именно Серов посоветовал меценату И.А. Морозову купить на парижской выставке работу Машкова «Синие сливы». А в 1911 году художник Кончаловский «жаловался» на Серова: «Он с некоторых пор стал относиться ко мне прохладно. Ему больше нравится живопись Машкова».
Говорят, поэт улавливает «шум эпохи». Художникам это тоже свойственно. Вспомним Петрова¬Водкина с его «Купанием красного коня»; Кустодиева с его «Большевиком» с красным флагом. А народное искусство – с его расписными подносами, гжелью, хохломой, вятской игрушкой! Оно всегда вовремя, всегда к месту.
Вот и Машков… О его картинах, созданных в 1920¬е годы, художник Грабарь писал в «Известиях»: «В выставочных залах АХР есть одна сверкающая стена, принадлежащая Илье Машкову, настоящему богатырю формы и цвета. Такие шедевры натюрмортного искусства, как «Мясо» Третьяковской галереи или «Арбуз» Русского музея, соперничают с лучшими созданиями знаменитых голландских натюрмортов».
А вот мнение «самого» Александра Бенуа, высказанное в петербургской газете «Речь» в статье «Машков и Кончаловский», опубликованной 15 апреля 1916 года. Из этих художников Бенуа хвалит обоих, но отдает предпочтение Машкову: «Я не знаю в современной западной живописи чего¬либо более здорового, свежего, простого и в то же время декоративного, нежели их натюрморты».
И еще одно мнение – критик И.А. Аксенов в сборнике «Бубновый валет» писал: «Трудно обличать народный характер народного колоритного темпераментного Машкова».
Спрос на машковские натюрморты возрос. Два из них приобрела Галерея братьев Третьяковых. Это был 1915 год. 1917¬й год и последующие голодные и холодные годы разделили творческую интеллигенцию на тех, кто остался в России, и тех, кто поспешил уехать из «совдепии». Бенуа не сразу, но уехал, Грабарь и Машков остались. Но сперва была Февральская революция. Машков вместе с А. Васнецовым и Д. Мильманом вышли на митинг художников Москвы, взыскующих собственные творческие профсоюзы. Машков участвует в аукционе картин в пользу освобождения политических заключенных. Широкое плечо художника Машкова было сразу же подставлено им под нужды молодого государства советской России. Он – уполномоченный коллегии ИЗО Наркомпресса. Он – ректор того самого училища, где учился живописи. О нем заговорили: Машков «пошел в большевики». Но он оставался художником. В классной мастерской он решил «поправить» работу ученика, сказал: «Дай¬ка я… И заново написал натурщицу в серебристой гамме. Никто не работал, все смотрели на «момент истины». Получилось превосходно. Ученик предвкушал, как получит в руки драгоценное полотно Мастера и понесет его домой, как реликвию. Но все ахнули, когда Мастер взял тряпку, смочил в растворителе и стер все написанное. Все ахнули. «Теперь делай сам!» – сказал Мастер. Наступил момент истины.
27 лет жизни отдал Машков обучению молодых. До 1929 года он был профессором во ВХУТЕИНЕ. И при этом писал без оглядки и остановки свои «хлеба» и «снеди», портреты и натюрморты. Сам Луначарский, министр культуры новой России, воздавал должное художнику Машкову:
«Да, эти фрукты, эти хлеба, это мясо, сделанное с мастерством, почти равняющим Машкова с недосягаемыми до сих пор в своем роде корифеями голландских натюрмортов. Они не только правдивы до своеобразной иллюзии, но необыкновенно красивы, заманчивы и ярки».
Тут самое время вернуться к истокам творчества Ильи Ивановича Машкова, к его донской станице, где он начинал свой творческий путь. Именно там появились впечатления, которые отзовутся в его поздних работах: «Кажется, земля и небо любовно опекают этот край, – писал он в своей автобиографической справке, – и жизненные соки земли поднимаются к людям: пейте, насыщайтесь, пользуйтесь…» И далее: «…Чего только не было в кладовых у казачек: яблоки моченые и сушеные, арбузы, соленые помидоры и огурцы, слива, сушеная вишня, капуста рубленая и капуста моченая в вилках. И, конечно, полные подвалы картофеля и тыквы. С осени, с первых морозов резались бараны, висевшие в холодных чуланчиках в свежемороженом виде почти всю зиму. К рождеству и пасхе откармливались «в саду» свиньи и борова. С ярмарок завозились бочонки рыбы, сельдь¬малосолка, огромные вязки тарани…»
Этот «лукуллов пир» воспоминаний художника и есть первооснова его работ, его натюрмортов, вызывавших восхищение у простых зрителей и профессионалов искусства.
Машков был природным максималистом. Он утверждал, что надо переписывать каждую вещь по 10 и 20 раз, пока она не получится.
Физически крепкий и энергичный, Машков охотно, хотя и наспех «заглядывал» на курорты, в дома отдыха. Он писал там отдыхающих, он воздавал им своей кистью и карандашом за их многолетний труд. В конце 1925 года он примчался на торжественное открытие первого в стране «крестьянского курорта» в Ливадии. И обратил там внимание на пожилую отдыхающую, пьющую чаек на фоне вазы с цветами. Сделав рисунок с этой женщины, Машков записал в уголке листа: «Портрет прядильщицы Зеленковой П.Т. Проработала 26 лет прядильщицей фабрики имени Халтурина, Ленинград». Илья Машков. Крестьянский курорт. Ливадия. VIII. – 1925 г.». И таких зарисовок – не один десяток.
В двадцатые годы Илья Иванович Машков был организатором и участником многих выставок, в том числе заграничных – в Америке, Венеции… Он состоял (и действовал!) членом бюро секции ИЗО Губрабиса, руководил живописным отделом центральных курсов АХРР (Ассоциация Художников Революционной России). Он ездил по стране Советов, писал пейзажи на берегах Невы, еще больше у себя на родине, в станице Михайловская. Что касается «нагайки», которой угостили его земляки в Москве, то он давно повзрослел и стал понимать, что «русские среди трудов и битв, хотя порой от ярости немеют, обиды на Россию не имеют – Она превыше всех его обид». Впрочем, тогда эти строки Евгения Евтушенко еще не были написаны. Они только «носились в воздухе».
Едва приехав на свою малую родину, Машков нашел сельсовет, пригласил руководителя комсомольской ячейки и через него заручился согласием первых лиц села на создание в станице изокружка. В этот кружок вскоре записались 25 человек. Когда Машков уже уехал в Москву, ему вслед пошло письмо: «Всей ячейкой ВЛКСМ вступили в члены кружка ИЗО, всячески добиваясь лучшей работы ИЗО».
Над этой ситуацией, каждый по¬своему, порассуждали бы писатели Платонов и Зощенко. А так – все в духе времени.
Между тем за лето на родине Машков написал девять картин и сделал выставку в школе колхозной молодежи. За три дня до отъезда художника ее посетили более 400 человек. Между тем Илья Иванович Машков вдохновился новой идеей – создать в селе Михайловское Дом социалистической культуры! В Москве художник обратился в различные органы советской власти – СНК, ВЦИК и др. Нарком просвещения Луначарский откликнулся запиской: «Узнав о культурных предприятиях заслуженного деятеля искусств тов. Машкова и глубоко сочувствуя… обещаю поддержку по мере сил».
И так – во всех делах, на всех уровнях била ключом энергия Ильи Ивановича Машкова. Вскоре нашего героя нашла награда – почетная грамота Михайловского сельсовета, звание «Почетный колхозник», избрание в депутаты Урюпинского сельсовета. Спрашивается, чего же еще?!
А вот чего! Машков выдвинул «Программу культурного строительства в селе Михайловском», а именно:
– открыть памятник Ленину;
– построить кинотеатр;
– создать краеведческий и антирелигиозный музей;
– организовать строительство зоологического и ботанического садов;
– открыть стадион.
И еще много разного.
Жизнь продолжалась.
Владимир ТРИФОНОВ
Источник: Газета Вести
11.07.2011 19:25
